Мечеть Парижской Богоматери - Страница 73

К оглавлению

73

– Я.

Слободан ощутил вдруг сновиденную легкость, когда можешь все: плыть, не заботясь о воздухе для дыхания в водных глубинах, любуясь водорослями и кораллами, летать на птичий полет над городами, проходить сквозь стены… Сколько же лет он запрещал себе даже мечтать бросить им правду в лицо…

Ахмад ибн Салих распахнул дверь. Шейху Сайду показалось, что он бредит, сходит с ума, да и немудрено от таких огорчений. Вслед за нелепым утверждением ученого в кабинет вошла немолодая женщина, одетая как кафирка. Но ведь такого просто не бывает, не бывает, чтобы в рабочий кабинет высокопоставленного чиновника нагло входила кафирка в черных джинсах, с волосами не только непокрытыми, но и распущенными по плечам.

– Ты не ослышался, сукин сын, – уронила она с какой-то небрежной веселостью. – Он вправду русский шпион, да еще и серб к тому же. Ну, а теперь угадай, кто я. Подсказка, какой песенкой укачивают твоих внучат?

Пытаясь проснуться, шейх метнулся к кнопке сигнализации. Бредовая логика кошмара продолжалась – ему никто не помешал. Или, сознание чуть прояснилось, сигнализация выведена из строя?! Нет, в порядке, с ней все в порядке, красный огонек подмигнул, что сигнал прошел.

Он стоял и давил, давил на кнопку, а эти двое спокойно наблюдали за ним.

– Да откликаться-то некому, – пояснила женщина. – Охрана уже вовсю лапает чернооких гурий.

– Севазмиу!

– Дошло наконец. Я попросила нашего друга из России все-таки показать мне, кто затевал отравить наши водоемы. Смотрю и в очередной раз задаюсь вопросом: как же такое может быть, чтобы ничтожества вызывали огромные, неисчислимые беды? Когда гора родит мышь, это можно понять хотя бы логически. Но как получается наоборот – вот этого, боюсь, мой разум никогда не вместит. Боюсь, вся злочастная история рода людского последних полутора сотен лет это и есть непрестанные роды гор мышами… По счастью я вижу перед собой мышь, не успевшую родить.

– Как… как вы попали сюда, как вы вошли, кафиры? Где охрана? Где полиция? – Отчаянное желание шейха хоть что-нибудь понять в происходящем вытеснило даже страх.

– Так ведь на дворе Девятый Крестовый Поход, – сверкнула какой-то мальчишеской улыбкой София, остановив жестом Слободана. – Долгонько мы с ним собирались, но зато уж никому мало не показалось. Евроислама больше нет, а скоро и ислама не будет. Все, Слобо, кончайте с ним, сами увидите, это совсем не такое роскошное ощущение, как Вам представлялось.

Шейх Саид, с остекленевшими невидящими глазами, стоял, не пытаясь спастись, а быть может, и, не осознавая угрозы, лишь тихонько и странно ритмично покачивался взад-вперед.

Слободан вытащил револьвер.

Что самое странное – между ними так и не вспыхнуло той близости, которую зажигает ненависть. Они, кажется, могли бы пройти друг сквозь друга, двигаясь каждый в пространстве своего сна. Но сновидение Слободана было ярким и легким. Сон шейха Саида, между тем, был немыслимым до холодного пота кошмаром.

Но когда тело шейха рухнуло затылком на ковер – между опрокинутым табуретом и осколками керамической вазы, Слободан проснулся. Со странным разочарованием посмотрел на оскаленное все в том же злобном недоумении лицо с небольшой дыркой над левой бровью. В самом деле – ничего общего с тем, о чем он мечтал столько лет. Так, небольшая брезгливость, словно дотронулся голой рукой до таракана, и легкий холодок на сердце.

– Соня, Вам не кажется, что Вы немножко приврали? – Слободан говорил теперь по-русски свободно и легко, словно и не было многолетнего перерыва. – Ну, сгустили самую малость краски?

– Да что ж вы все, в покер никогда не играли? Немножко блефа иной раз помогает красиво поставить точку над «i». Ладно, Дворец Правосудия уже наш, зато близ Консьежери еще постреливают. Слышите? Выстрелы в самом деле потрескивали в темноте за окнами, слабо, не громче сверчков, уж очень хорошо поглощали шум современные, с двойными стеклами, рамы.

Глава 15
Баррикады (продолжение)

– Будет чертовски обидно, если пойдут бомбить с самолета, – майское утро было прохладным, и Жанна подняла воротник ветровки. Ее щеки и кончик носа порозовели, дымчато-серые глаза были изрядно сонными, – Вдруг по Нотр-Дам попадут?

– Не пойдут и не попадут, – уверенно ответил Эжен-Оливье. – Ситэ-то – пятачок. Вот именно, если по нему лупить, во что-нибудь да попадешь. А сколько у них всякого добра в Консьежери, во Дворце Правосудия, везде? Они не применят даже артиллерии, до той поры, покуда не обнаружат, что у нас она есть. Горстка повстанцев таких потерь не стоит, ведь они все одно нас вышибут за сутки. Знай они главное, да, никаких бомб бы не пожалели, никаких снарядов, да узнать раньше времени им неоткуда.

– Да, здорово, что Нотр-Дам снова станет взаправду Нотр-Дамом, – просияла Жанна. – Думаю, будь собор человеком, он захотел бы ради одного такого дня умереть. Я бы на его месте захотела.

Они шли мимо Дворца Правосудия, шли среди бела дня, во всяком случае, среди раннего утра, беспечно шли с Калашниковыми через плечо по самому-самому центру французского ислама, и ветерок шевелил пушистые волосы Жанны. Ради одного этого мне не жаль умереть десять раз, подумал Эжен-Оливье. Значит, стоит ли жалеть о соборе? Она права. Собор не просто мог бы чувствовать то же самое, будь он человеком, он и сейчас так чувствует, его камни не могут быть уж вовсе неживыми. Около здания Европола громоздилась батарея ящиков со «Стингерами»: среди хлопотавших вокруг макисаров Эжен-Оливье, конечно, увидал нескольких знакомых, например Мориса Лодера, угрюмого даже в такое веселое утро парня, в прошлом году потерявшего в гетто мать, когда их семью взял в оборот местный имам. Тогда-то он и подался в Маки, до того мать же и жалел. Сам он в тот день уцелел чудом, накануне угодил в местную больничку с аппендицитом. Кажется, у него еще младший брат был, пропал, конечно. Наверное Эжен-Оливье не знал, расспрашивать не принято, у каждого свои утраты, нету такого человека, у кого б их не было.

73