Мечеть Парижской Богоматери - Страница 85

Абдулла, обдираясь, втиснулся в кабину. Вовремя. Почти тут же мимо него, сквернословя и пыхтя, пролез следующий солдат. Следующий уже выпрыгнул на пустой асфальт вместо него, а он, пожалуй, отсидится тут.

Новые атакующие спотыкались о тела упавших. Самый большой завал тел образовался около дотлевающей баррикады.

Не подать ли тягач, подумал было Касим. Сейчас вполне можно растащить эту груду. Слишком много потерь на ее преодолении. Но отдавать приказ он отчего-то медлил.

Благодарение Богу, что у нас столько патронов, подумал Ларошжаклен. Но до чего же их много, они что, со всей Франции войска стянули?

Уже появились раненые, их оттаскивали с мостов женщины из катакомбных христианок, оказывали первую помощь, довольно умело, ведь в гетто всегда недоставало врачей. Во всем, где возможно, матери семейств привыкли полагаться на себя. Но будь кто не занят своим делом в этом безумном муравейнике боя, он смог бы приметить, что некоторые женщины не накладывают бинтов. Также опустившись на асфальт перед распростертыми телами, они стояли на коленях неподвижно, с четками в сложенных ладонях, склонив головы. Но, отчитав свои молитвы, они поспешно поднимались с колен, целовали погибших в лоб и спешили, обратно, к баррикадам.

Спешила и Мишель, всхлипывая на ходу, шмыгая носом, смахивая ладонью слезы. Пальцы обеих рук затекли и болели: больше часа, покуда Филипп-Андре Бриссевиль не испустил последнего, уж вовсе немыслимо тяжело давшегося ему вздоха, вздоха, от которого его синие губы стали фиолетовыми, а набухшие на лбу жилы почернели, она держала его ладони в своих. Легкие не выдержали дыма и чада. Как же он мучился, бедный месье Бриссевиль!

Мишель не мучилась ни минуты. Каблучки-шпильки запнулись вдруг на бегу, она опустилась сперва на колени, затем упала навзничь.

– Может, в ее сумке что-то есть, ты понимаешь что-нибудь в медицине? – четырнадцатилетний Артюр, занимавший с самого начала место на позиции рядом с Жанной, подскочил к Мишели в два шага – она упала совсем близко от баррикады.

– Мне уже не надо ничего понимать, – Жанна бережно, но без опасения, пристроила кудрявую голову Мишели на корень платана. – Знай стреляй, а о ней не беспокойся. У нее праздник.

Первая атака провалилась. Макисары стреляли уже в спины, а затем и просто вдогонку, для острастки. Из облаченных в мундиры на мосту уже не оставалось никого, занимавшего вертикальное положение.

– Еще несколько часов наши, – Ларошжаклен отер ладонью лоб, после чего сделался похож на участника хоровода в честь Жирного Вторника. – Сентвиль-поросенок, не хрен мне тыкать в физиономию этим зеркальцем, лучше навинти его на место. Оно вообще-то для дела нужно. Лучше на себя бы посмотрела. Вот что, Морис, отправь кого-нибудь, ты ведь знаешь, где у нас складированы банки собачьих консервов? Я так думаю, надо покуда еще хоть несколько штук пристроить на эти обгорелые железяки.

– Я сделаю, Ларошжаклен. Артюр, принеси со склада еще мин, штук пять.

Поглядев вдогонку сорвавшемуся мальчишке, Морис Лодер решил не терять времени. На черных скелетах автомобилей минировать трудней, куда больше бросается в глаза каждая проволочка. Надо хотя бы покуда приглядеться, куда бы лучше приткнуть.

Взяв Калашников наизготовку, сугубо на всякий случай, Морис перелез через песочно-цементную груду мешков. Здесь, на мосту, были только чужие трупы. Валяйтесь, падаль, воронья на вас нету.

Подойдя вплотную к новоявленному металлолому, Морис напрягся. Слабое шевеление донеслось до него изнутри завала, в глубине мелькнула синяя ткань. Кто-то пытался выбраться изнутри, понятное дело, в сторону берега.

– Слушай, падаль, – на всякий случай Морис говорил на лингва-франка. – Сейчас ты вправду вылезешь, но только не на ту сторону, а на эту. Даже не пытайся сделать хоть одно движение, которое мне не понравится. Даже не думай стрелять. Из своего погорелого таза ты все равно меня не видишь, а я из тебя, чуть что, дуршлаг сделаю.

Абдулла выбирался медленно, очень медленно, пытаясь оттянуть неизбежное, но обмануть макисара боялся. Как он ни тянул, мгновения летели слишком быстро. Сапоги коснулись асфальта, безопасное укрытие осталось за спиной.

Стоит передать начальству и допросить, хотя и больше хотелось изрешетить сразу. Но в старину такое, кажется, называлось «язык». Нужная вещь.

– М…М…Морис! – голос «языка» жалобно, обрадованно дрогнул.

Лицо Лодера в одно мгновение посерело. Содрогнувшись всем телом, он впился взглядом в свежеобретенного пленника.

– Я же, представь, был шофером, Морис, – обрадованно частил Абдулла. – Шофером! И вдруг они запихнули меня в войска, да еще сюда отправили! Я не хотел, ты же знаешь, я такого бы никогда сам не захотел, Морис!

– Знаю, ты слишком любишь свою шкуру. – Голос Лодера был безжизненным. – Но ей придется пострадать. Мать увезли в могильник, когда ты переезжал к сволочам.

– Но что я мог поделать, она же не хотела, не хотела! Она сама отказалась принимать ислам! Морис, ты ведь не убьешь меня, ты же мой брат!

– Братья бывают разные. Тебе не приходило в голову, что и Авелю иной раз стоит убить Каина?

– Не надо, Морис, Морис, не надо! Морис, мы же братья!

– Братья… – Серое лицо Лодера было страшным, но он говорил неспешно и спокойно, словно отстраненно размышляя над философской проблемой. – Быть может, Каин с Авелем тут и ни при чем. Видишь ли, Каина звали Каин, а Авеля звали Авель. С этим довольно трудно поспорить. Между тем, у меня никогда не было брата по имени Абдулла. Нет, мы не братья.